Маркиз де Лафайет принадлежал к одному из древнейших и знаменитейших родов Франции. Он родился 6 сентября 1757 года в древнем родовом замке Шаваньяк в Оверни. Начальное образование он получил под руководством весьма образованного человека - аббата Файона, а в одиннадцать лет Жильбер Лафайет был отправлен в Париж, где стал обучаться в Плесси - одном из самых престижных аристократических колледжей и был записан в черные мушкетеры. Карьера военного привлекала Лафайета, и в четырнадцать лет он поступает в военную академию в Версале. В 1774 году он женился на Адриене д'Айен и супруги были представлены королевскому двору и весело стали проводить время на балах Марии Антуанетты. Но светские развлечения скоро наскучили, и в 1776 году Лафайет оказался на гарнизонной службе в чине капитана. Узнав о событиях в североамериканских колониях Англии, Лафайет принимает решение следовать на американский континент, чтобы там принять участие в борьбе. В воспоминаниях он пишет: «При первом известии об этой войне мое сердце было завербовано. Как только при мне было произнесено слово «Америка», я полюбил ее: едва я узнал, что она борется за свою свободу, как меня охватило желание пролить за нее мою кровь...»
Лафайет обращается с просьбой отпустить его в Северную Америку, но получает отказ. Испросив отпуск и вернувшись в Париж, он в полной тайне начинает подготовку к отъезду в Америку.
Лафайет на чужое имя закупает корабль и большую партию оружия. 26 апреля 1777 года корабль «Виктуар» с шестнадцатью пассажирами на борту взял курс на американский континент. В период Войны за независимость американских колоний Лафайет стал ярым приверженцем идей свободы. В Новом Свете он скоро получил звание генерала и служил непосредственно под командованием Джорджа Вашингтона. Несмотря на несколько неудач, Лафайет, по всеобщему признанию, проявил серьезный талант военачальника и сыграл не последнюю роль в победе армии борцов за независимость. Уже в первых сражениях он проявил храбрость и мужество. Особенно он отличился в битве при Брендивайне 11 сентября 1777 года, где был ранен. В Париж он прибыл в феврале 1780 года и был встречен французами как герой. Правда, маркиз все-таки отбыл 8-дневный срок в тюрьме за самовольную отлучку за границу, но, тем не менее, был принят Людовиком XVI, который к тому времени открыто поддерживал США. Лафайет сумел убедить французское правительство признать Северо-Американские Штаты независимым государством.
Во Франции Лафайет оставался не долго. Война за независимость вступила в свой завершающий период, и военный талант и опыт Лафайета был востребован Вашингтоном. Вернувшись в Америку, он снова вступает в сражения. Самым ярким проявлением его полководческих способностей стало его участие во взятии Йорктауна в 1781 году, где примененная им уникальная стратегия сыграла решающую роль в победе над войсками англичан. Эта победа послужила причиной, по которой король Георг вынужден был начать переговоры о мире. В 1783 году был подписан Парижский мирный договор между Великобританией и Америкой. На следующий (1784) год Лафайет в третий раз приезжает в Америку, где ему устраивают триумф.
Героем Войны за независимость Лафайет вернулся во Францию, которую начали сотрясать многочисленные внутренние кризисы. Лафайет не оставался в стороне политической жизни. В 1787 году он выступал с критикой политики очередного министра финансов Калонна, а при открытии Генеральных штатов он был избран представителем от дворянского сословия. Лафайет был в числе тех немногих дворян, которые выступали против разделения сословий и за проведение совместных заседаний. Он предложил собранию первый проект «декларации прав человека и гражданина», составленный им по образцу американской декларации 1776 года.
С началом революции маркиз Лафайет с его пламенным красноречием, в ореоле славы борца за свободу Америки стал одним из ее главных участников. Он был избран начальником парижской национальной гвардии, став одним из самых влиятельных людей Франции, но сохранял это влияние недолго.
Революцию он воспринял неоднозначно: понимая пагубность существовавшей системы власти во Франции при Людовике XVI, он все же оставался преданным королю. Он не отказался от дворянских традиций, мечтал о совмещении монархии и порядка со свободой и торжеством демократии. В самый разгар борьбы между монархией и якобинцами Лафайет пытался примирить обе стороны, однако это лишь возбудило недовольство и недоверие к нему обеих сторон. Марат предлагал казнить Лафайета, а после бегства короля из Парижа на маркиза пало подозрение в пособничестве монарху. Даже принятые Лафайетом меры для возвращения короля не сняли с него необоснованных подозрений. Популярность Лафайета в народе достаточно сильно пошатнулась после того, как он принял участие в подавлении восстания 17 июля 1791 года на Марсовом поле.
После свержения монархии Лафайет отказался присягнуть республике и даже арестовал прибывших в его лагерь комиссаров. Объявленный изменником, Лафайет бежал в Нидерланды, где попал в плен к австрийцам и пять лет провел в тюрьме.
Военный переворот 18 брюмера (9 - 10 ноября 1797 года) привел к установлению диктатуры Наполеона Бонапарта и поставил точку в истории Французской революции. После объявления Наполеона императором Лафайет вернулся на родину, но держался вдали от дел и вступил опять на путь политической деятельности лишь во время «Ста дней». Наполеон предложил Лафайету звание пэра, но тот его не принял. Он был избран в палату депутатов и находился в оппозиции к правительству.
В последующие годы он продолжал жить во Франции и Америке, обеспечивая нормальные отношения двух стран.
До самой кончины, а умер он 20 мая 1834 года, Лафайет продолжал активно участвовать в политической жизни страны. Отдавая дань уважения этому замечательному деятелю, в 1883 году ему на родине был воздвигнут памятник. |
На Марсовом поле, июль 1791 года
Узнав о готовящемся массовом выступлении, руководство Парижской коммуны обязало главнокомандующего Национальной гвардией не допустить этого. Лафайет издал приказ, запрещающий всякое скопление народа на Марсовом поле 17 июля. Опасаясь ареста, Дантон и его друг Демулен предусмотрительно (или малодушно?) исчезли из Парижа, предоставив действовать своим сторонникам.
С раннего утра 17 июля, несмотря на запрет, на Марсово поле стали стекаться люди. Скоро их собралось там несколько тысяч. Все они были крайне возбуждены и настроены весьма воинственно. Неожиданно под Алтарем Отечества были обнаружены два подвыпивших бродяги. В них заподозрили «врагов свободы», намеревавшихся якобы взорвать Алтарь Отечества. В считанные минуты несчастные клошары были растерзаны толпой, а их отрезанные головы надеты на пики. С этими устрашающими «транспарантами» демонстранты громко скандировали: «Долой короля!»
Прибывший на место происшествия Лафайет был встречен враждебно. На его призыв разойтись толпа ответила градом камней. Одним из камней был серьезно ранен в голову адъютант Лафайета, другой камень угодил в щеку самому генералу. В донесении И.М.Симолина от 22 июля 1791 г. говорилось о покушении на жизнь Лафайета на Марсовом поле: «...неизвестный человек стрелял в упор из ружья в г-на де Лафайета, но промахнулся. Он был арестован и препровожден в Комитет. Некоторое время спустя г-н де Лафайет приказал освободить его». Характерно, что сам Лафайет в мемуарах не упоминает об этом факте, зато Учредительное собрание, если верить российскому посланнику, в декрете о событиях на Марсовом поле специально постановило принять меры к отысканию и аресту покушавшегося, отпущенного Лафайетом.
Поначалу национальным гвардейцам удалось было рассеять демонстрантов без применения огнестрельного оружия, но с середины дня к последним прибыли подкрепления. Лафайет понял, что с его наличными силами ему не справиться, о чем он сообщил через посыльного в Ратушу.
Перепуганное не на шутку Учредительное собрание приказало мэру Байи ввести в городе военное положение и любой ценой восстановить порядок. Вскоре на здании Ратуши появились красные знамена - символ военного положения. Лафайету были посланы подкрепления. Во главе батальона гренадер под красным знаменем на Марсово поле явился сам Байи.
Попытки главнокомандующего и мэра уговорить толпу разойтись успеха не имели. Напротив, увидев красные знамена, демонстранты пришли в еще большее возбуждение. На Лафайета и Байи обрушился новый град камней. Затем послышались пистолетные выстрелы. Впоследствии Байи будет утверждать, что одна из пуль просвистела у него прямо под ухом. Два национальных гвардейца были убиты.
Байи приказал Лафайету немедленно действовать. По команде своего генерала солдаты вскинули ружья и выстрелили холостыми зарядами. Толпа не расходилась - тогда грянул второй залп, за ним третий. Подоспевшая артиллерия произвела несколько выстрелов картечью.
Увидев, что толпа в ужасе разбегается, оставляя убитых и раненых, Лафайет приказал прекратить огонь. В возникшей невообразимой панике, сопровождавшейся шумом, криками и стонами, приказ Лафайета не был услышан. Тогда главнокомандующий верхом на коне встал перед жерлом одной из пушек и заставил канониров прекратить огонь. Эскадрон кавалерии рассеял остатки демонстрантов.
На Марсовом поле осталось более 50 трупов. Около тысячи человек получили ранения. На следующий день Байи утверждал в Собрании, что число погибших на Марсовом поле не превышало 11-12 человек, а число раненых - 10. Марат же писал о 1500 убитых.
Порядок был восстановлен, но популярности и престижу Лафайета был нанесен непоправимый урон. Потребуется время, пока более трагические события вытеснят из памяти французов расстрел на Марсовом поле. Резолюция Учредительного собрания от 18 июля, одобрявшая действия Лафайета на Марсовом поле, уже не могла восстановить его прежнюю репутацию.
// Черкасов П.П. Лафайет: политическая биография. – М., 1991. – С. 196-197. |
Из письма Лафайета жене
Нижеследующее письмо Лафайета к жене очень характерно для суждения о человеке, объявленного в это время в своем отечестве изменником:
«Каковы бы ни были превратности судьбы, дорогая моя, писал Лафайет, но вы знаете, что я не из тех, которые легко уступают, и, зная это, вы, конечно, поймете те душевные терзания, которые я испытывал, покидая отечество, то отечество, которому я посвятил все мои силы, которое было бы свободно и достойно свободы, если бы частные интересы отдельных лиц не смутили общественного мнения, не дезорганизовали средств сопротивления извне и законного порядка внутри страны. И, вот я, опальный в моем отечестве, принужден вступить на чужую территорию, бежать из Франции, которую мне было бы так сладко защищать от врагов!...»
// Богучарский В.Я. Маркиз Лафайет: деятель трех революций: исторический очерк. – М., 1899. – С.133. |
Из выступлений Лафайета
11 июля 1789 г. Лафайет представил проект Декларации прав, который стал исходным пунктом и служил основой той декларации, которая была принята.
В дебатах о праве войны и мира он голосовал за предложение Мирабо с поправкой Ле-Шапелье, мотивируя свое голосование с напыщенностью и гордостью:
«...Я нахожу (в предложении Мирабо) то подразделение властей, которое мне кажется наиболее соответствующим истинным конституционным принципам свободы и монархии наиболее способным устранить бич войны, наиболее выгодным для народа; и в момент, когда последнего вводят, кажется, в заблуждение относительно этого метафизического вопроса когда те, которые действуют всегда сообща за народное дело расходятся во мнениях, принимая, однако, приблизительно те же основные положения, когда, наконец, стараются убедить, что действительными друзьями народа являются лишь те, которые одобряют такой то проект, в этот момент я счел нужным, чтобы отличное мнение было определенно высказано человеком, которому некоторый опыт и некоторая деятельность в деле завоевания свободы дали право иметь мнение.
«Мне кажется, что я не могу лучше уплатить минимальный долг, которым я обязался в отношении к народу, как не пожертвуя, ради популярности одного дня, мнением, которое я считаю наиболее для него полезным»...<...>
<...> Он сказал еще несколько маловажных слов при дебатах о колониях и, 20 февраля 1791 г., произнес следующие, много нашумевшие слова:
«Беспорядки, вызванные в провинциях, встревожили ваш патриотизм; было предложено несколько декретов; я ограничусь указанием, что революция совершена и что теперь дело идет лишь об установлении конституции. Можно сказать, что для революции нужны были беспорядки, так как надо было все уничтожить. Если в этом случае восстание является самой святой обязанностью, то иное требуется, когда надо установить конституцию: порядок должен тогда восстановиться и законы должны почитаться».<...>
Лафайет хранил молчание до сентября 1791 г. При дебатах об учреждении ревизионных Ассамблей, он хотел говорить. Но его совершенно не слушали, и когда он сослался на Америку, то его прервали. Его популярность уже убывала.
Во время революции он был красноречив только на улице, среди волнений. Он умел говорить народу, находил всегда нужное слово, как то было 5 октября, когда он сказал своим солдатам: „Господа, я дал королю свое честное слово, что не будет причинено никакого вреда ничему, что принадлежит его величеству; если вы позволите задушить его гвардейцев, то вы заставите меня изменить моему честному слову, и я не буду более достоин быть вашем начальником". Он всегда говорил о себе, о своей славе, об Америке. Собственное «я» ненавистно лишь в избранном кругу; народ же любит у своих героев гордость, даже и тщеславие, влияние этого оратора на коне было громадное. Правая боялась его и прислушивалась к его малейшим словам. Мирабо, называвший его Грандиссоном, называл его также Кромвелем. Двор, не имевший более верного рыцаря, дрожал, когда он обращался к народу с каким-нибудь благородным, всегда успокаивающим словом. Действительно оратором он был среди своей национальной гвардии, в великие дни; на трибуне же Ассамблеи он обманывал ожидания и оказывался ниже своей репутации.
// Олар А. Ораторы революции. Т.1.: Учредительное собрание – М., 1907. – С. 272-274. |