Американская и Французская революции XVIII века:
современный взгляд

Айрапетов А.Г.,
доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой всеобщей истории
Тамбовского государственного университета им.Г.Р.Державина

В последние два десятилетия в отечественной историографии произошли заметные изменения: больше внимания стали уделять истории реформ, парламентаризма, национализма, монархий и империй (1). Идеологический и методологический плюрализм стимулировал сдвиги и в изучении традиционных тем, в частности, истории революций. «Центр тяжести» здесь переместился с выяснения роли революций в межформационном переходе от феодализма к капитализму к определению их места в цивилизационном развитии - движении к индустриальному обществу и правовому государству (2).

При этом речь не идет об отказе от самого понятия революция, которое долгое время ассоциировалось с левым политическим лагерем. Парадоксальным образом это понятие перекочевало в идеологический словарь неоконсерваторов. В их среде сформировалась концепция «консервативной революции», согласно которой революция происходит прежде всего в сознании и состоит в устранении монопольного господства «левой» культуры и связанных с ней ценностей, восходящих к вульгарно-материалистическим представлениям эпохи Просвещения и Французской революции XVIII в. Это необходимо не ради установления монополии «правой» культуры, а для восстановления равновесия, сбалансирования обоих полюсов социокультурной жизни общества при существенном обновлении каждого из них.

Проследим на двух примерах новейшие тенденции в российской историографии ранних буржуазных революций. Ведущий российский американист В.В. Согрин опубликовал под флагом нового прочтения серию статей, посвященных проблеме «Власть и общество в США в ХVIII-ХХ вв.» (3). Предпринята попытка реинтерпретации предпосылок, хода, итогов и характера Войны за независимость и социальных конфликтов Х1Х-ХХ вв., критического переосмысления работ отечественных и американских историков и личного исследовательского «багажа».

Обратившись к характеристике североамериканского общества колониального периода, В.В. Согрин сопоставляет две точки зрения американских исследователей. Согласно одной из них, уже до Войны за независимость в Новом свете сложилась демократия. Вторая позиция сводится к тому, что американский социум в лучшем случае был «преддемократическим» обществом. Российский историк предлагает взглянуть на эту проблему через призму истории Британии до и после 1688 г. Перемены в североамериканских колониях были, считает он, зеркальным отражением социально-политических изменений в метрополии. Однако в Северной Америке не произошла своя «Славная революция» (переворот «сверху») по той причине, что колонии наталкивались на все большее сопротивление метрополии. Для последней буржуазные свободы были приемлемы и хороши только на своей территории, а в колониальных владениях оказывались все более обременительными.

Переосмысливая историю Войны за независимость, В.В. Согрин прежде всего подчеркивает ее революционную антиколониальную направленность. Вместе с тем в рамках широкого понимания революционного процесса, охватившего по времени 1760-1780-е гг., историк выделяет в нем и внутриполитическую составляющую. Сторонник междисциплинарных исследований, Согрин использует в своем анализе социологические и политологические категории. Внутриполитическая революция была направлена, по его мнению, на ограничение привилегий и власти провинциальной элиты (олигархии) и расширение прав среднего и нижних классов. Историк использует понятия «верхние социальные группы», «верхние, средние и нижние классы», что, видимо, говорит о незавершенном процессе унификации понятийного аппарата. Корректируя выводы историков прогрессистской школы США и советских американистов, В.В. Согрин считает преувеличением их вывод, что «внутренние» причины, т. е. конфликты между разными социальными слоями самих американцев, имели не меньшее значение для вызревания революции, нежели собственно антиколониальные цели. Не отказываясь от понятия «революционная ситуация», исследователь подчеркивает, что эта ситуация была создана общеамериканским антиколониальным движением, а не внутренними социальными конфликтами. Он оперирует формулой «двойной» революции, в соответствии с которой антиколониальная и внутриполитическая революции развиваются на равных. Обосновывая свой вывод, историк утверждает, что по объему и глубине выдвинутых и реализованных демократических политических требований Американская революция превзошла Английскую революцию XVII в. и Французскую революцию XVIII в.

Сравнивая политические процессы в трех революциях, В.В. Согрин обращает внимание, что в первой не было даже подобия политических течений, представленных такими группировками, как пресвитериане, индепенденты, левеллеры и диггеры, или конституционалисты, жирондисты, якобинцы и «бешеные». Хотя в сознании американцев одной из главных была идея равенства, ее социально-эгалитарный аспект не приобрел широкой популярности.

Большинством сторонников революции она понималась как равенство возможностей в реализации способностей индивидуумов. В последнем историк усматривает субъективную причину социальных итогов демократической революции в Северной Америке, а именно усилившегося расслоения в обществе на фоне резкого оживления национальной торговли, промышленности, финансов.

В обновленном понятийно-терминологическом словаре В.В. Согрина фигурирует категория «социальный конфликт», заменяющая марксистскую «классовую борьбу». По его наблюдениям, в Войне за независимость главным был конфликт между патриотами и лоялистами. Он указывает, что в социально-экономическом содержании Американской революции лишь немногие историки признают реальный характер феодальных атрибутов (квитренты, права первородства). Действительно важное значение для нижних слоев имела отмена английского запрета на освоение свободных западных земель.

Историческими итогами Американской революции названы достижение политической независимости и приход к власти большой части средних и части низших слоев белых американцев. Гражданско-мировоззренческие установки В.В. Согрина, в частности его оценка капитализма, предопределяют его обобщающий вывод: «Война за независимость создала прочную основу для успешного либерально-буржуазного, все более опережающего по отношению к другим странам развития США, но торжество индивидуалистического либерализма в качестве национальной веры означало также создание не менее прочной основы для социально-экономической дифференциации американского общества» (4).

Как уже отмечалось, одно из ключевых понятий в концепции В.В. Согрина - социальный конфликт. Оно используется в связке с категорией «консенсус». Российский исследователь полагает, что в истории американского капитализма наиболее длительный характер имел конфликт между верхними и нижними собственническими слоями, но он не был антагонистическим. Оспаривая марксистскую концепцию, Согрин утверждает, что единственным в полной мере внутренним антагонистическим конфликтом в истории США была не борьба труда и капитала, а противоречие между свободными и рабовладельческими штатами. Что касается рабочего движения США, то, как пишет российский историк, подавляющее большинство рабочих на всех этапах являлось носителем мелкобуржуазной ментальноcти. Вслед за Дж. Коммонсом он настаивает на том, что конфликт труда и капитала носил в США не производственный (обобществление собственности), а распределительный (увеличение доли рабочих в капиталистической прибыли) характер.

Расовый конфликт с его антагонистической компонентой осмысливается через призму социокультурных различий в традициях, верованиях, нормах и ценностях, жизненных ожиданиях и установках. Эти различия имели во многих случаях, полагает
В.В. Согрин, гораздо большее значение, нежели дифференциация в доходах, распределении собственности, среде обитания.

В дихотомии «конфликт - консенсус» второе представляется российскому историку доминирующим элементом. Истоки общественного консенсуса коренятся в буржуазном по своей природе сознании основных социальных групп США. В.В. Согрин указывает, что верхний класс шел на компромиссы с нижними слоями, движимый не только инстинктом самосохранения. Более весомое значение имела политическая культура, заключавшаяся в желании и способности соразмерять собственное мировоззрение и позиции с политическими установками и мнениями других социальных групп (согласительно-договорный мотив).

Предметом реинтерпретации стала также концепция Американского государства. В.В. Согрин опирается на современные положения теории права о государстве как надклассовом институте. Он считает, что Американское государство, сохраняя на всех этапах буржуазный характер и благоволя в большей мере верхнему классу, со временем упрочивало и свою самостоятельность, и свой договорно-согласительный характер. Это, в свою очередь, было связано с его демократизацией и расширением возможностей воздействия на него средних и нижних слоев.

Еще в большей степени, чем Первая американская революция, пересмотру в отечественной историографии подверглась Французская революция XVIII в. (5) Одну из попыток такого пересмотра предпринял А.В. Чудинов (6). Задача автора состояла в преодолении ряда сохраняющихся от советской историографии стереотипов, которые, на его взгляд, опровергаются новейшими научными данными.

Прежде всего это касается экономических предпосылок Французской революции. А.В. Чудинов указывает на устойчивый рост французской экономики в 20-80-е гг. XVIII в. Уже тогда складывалась, по определению историка, «матрица капитализма», признаками которой были применение новейшей технологии и ориентация экономики на рынок. Однако экономическое развитие страны носило противоречивый характер: его «ахиллесовой пятой» была устаревшая финансовая система, реформировать которую правящим кругам никак не удавалось.

Новый момент в интерпретации экономической предыстории Французской революции состоит в тезисе, что глубокий экономический кризис второй половины 1780-х гг. не носил системного характера. Он возник в результате совпадения по времени разных факторов, напрямую не связанных между собой - просчетов в экономической политике правительства, смены фаз многолетнего экономического цикла и неблагоприятной сезонной конъюнктуры - и привел к ухудшению условий жизни.

Социально-политическую причину революции А.В. Чудинов усматривает в резком всплеске недовольства и активности «низов», «весьма восприимчивых к демагогическим лозунгам антиправительственной оппозиции», а также в слабости центральной власти (нерешительности Людовика XVI).

Выявленные историком факторы общественной нестабильности имели место в истории Франции и раньше, но в разные периоды. Революция, по его мнению, стала следствием случайного совпадения (одновременного действия) всех негативных обстоятельств. По-новому освещает А.В. Чудинов вопрос об оппозиционном движении, выделяя в его составе так называемую «просвещенную элиту» - внесословное политически активное меньшинство. Осенью 1788 г. оно стало движущей силой общенационального движения против абсолютной монархии, а в дальнейшем дало революции подавляющее большинство ее лидеров. Французское общество 1780-х гг. не выработало формулы компромисса, и ответственность за это А.В. Чудинов возлагает на оппозиционную публицистику, которая усердно формировала в общественном сознании образ врага - «аристократии», якобы виновной во всех бедах народа.

Народные выступления в Париже и других городах, а также в сельской местности рисуются как исключительно деструктивные движения, участники которых были способны лишь на насилие и убийство. Под флагом демифологизации переосмысливаются не только движения «низов», но и личности отдельных революционеров. Так, Ж.-П. Марат должен запомниться лишь как редактор газеты «Друг народа», которая среди «левых» изданий особо выделялась призывами к насилию. Нет оснований и для героизации революционных войн Франции. Как показывает А.В. Чудинов, антифранцузская коалиция сложилась как реакция на аннексионистскую политику революционных правительств.

А.В. Чудинов, выступив в 2001 г. с основным докладом на «круглом столе» «Французская революция XVIII в. и буржуазия», согласился с утверждением английского историка А. Коббена о том, что марксистская историография без достаточных на то оснований приписывала роль «гегемона» во Французской революции капиталистической буржуазии. «Но если не предприниматели, - задавал вопрос Чудинов, - то кто же стоял во главе революции?» Требуются дальнейшие научные изыскания, которые, по убеждению историка, позволят преодолеть устоявшиеся идеологические клише, такие как «реакционно-монархическая фейянская крупная буржуазия», «жирондистская крупная торгово-промышленная буржуазия», «демократическая средняя буржуазия», «леворадикальные элементы буржуазии», «хищническая термидорианская буржуазия» (7).

А.В. Чудинов - сторонник концепции нескольких революционных потоков в событиях конца XVIII в. Он отмечает, что если до восстания 10 августа 1792 г. ведущей революционной силой была просвещенная элита, которой в целом удавалось удерживать плебс под своим влиянием, то в дальнейшем движение «низов» обрело автономный характер. Его организационный центр - Коммуна Парижа - оказывал растущее влияние на общегосударственные дела.

Ключевым звеном в механизме якобинской диктатуры назван террор, ставший основным средством удержания якобинцами власти и достижения своих политических целей. Смысл террора заключался не только в том, чтобы уничтожить реальных противников, но и в том, чтобы запугать всех недовольных действиями властей, подавить их волю к сопротивлению. Примечательно и то, что практике террора дается социокультурное объяснение, сопряженное с выяснением иерархии жизненных ценностей его организаторов, в частности М. Робеспьера.

Падение якобинской диктатуры оценивается уже не как контрреволюционный переворот, а как «революция 9 термидора», положившая конец системе террора и закрепившая прогрессивные завоевания 1789-1794 гг. Сама же Французская революция доводится до 1799 г. (18 брюмера).

Подводя краткий итог, отметим следующее. Революции раннего Нового времени, в частности Американская и Французская революции XVIII в., не рассматриваются как результат системного кризиса социумов. В вопросе о происхождении Французской революции особо выделяется ситуативный фактор. Первую американскую революцию интерпретируют в рамках широкого переходного периода. Обе революции осмысливаются в контексте теории столкновения и смены элит. Народные движения перестают быть основной движущей силой революций. За Американской революцией признается ее буржуазный характер, в отношении Французской революции такого однозначного вывода не делается.

Примечания

1 См., например: Монархи Европы. Судьбы династий. М., 1997; Национальная идея в Западной Европе в Новое время. Очерки истории / отв. ред. В.С. Бондарчук. М., 2005; Основные этапы формирования гражданского общества в странах Западной Европы и России в Х1Х-ХХ вв. М., 2007.

2 См.: «Круглый стол»: Революция и реформа: их влияние на историю общества // Новая и новейшая история. 1991. № 2.

3 См.: Согрин В.В. Политическая власть, демократия и олигархия в Северной Америке колониального периода // Новая и новейшая история. 2001. № 1; его же. Образование североамериканского государства. Новое прочтение // Новая и новейшая история. 2002.
№ 1; его же. Конфликт и консенсус в американской истории // Новая и новейшая история. 2003. № 3; его же. Война за независимость как социально-политическая революция
// Новая и новейшая история. 2005. № 3.

4 Согрин В.В. Война за независимость как социально-политическая революция. С. 98.

5 См.: Бовыкин Д.Ю. О современной российской историографии Французской революции XVIII века (полемические заметки)
// Новая и новейшая история. 2007. № 1.

6 Чудинов А.В. Французская революция. История и мифы. М., 2007.

7 «Круглый стол». Французская революция XVIII в. и буржуазия // Новая и новейшая история. 2002. № 1. С. 90.

// Преподавание истории в школе. – 2009. - № 5. – С. 23-27.